Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Я – дитя мейнстрима, и в этом мое преимущество. Барак несколько раз называл меня «публичным Джо»[184] и просил оценить свои предвыборные лозунги и стратегии, ведь я с радостью погружаюсь в поп-культуру. Хотя иногда я попадала в места для избранных, типа Принстона и «Сидли и Остин», а теперь еще и время от времени надевала бриллианты и бальное платье, я не переставала читать журнал People и не отказывалась от любви к хорошим ситкомам. Я смотрела Опру и Эллен гораздо чаще, чем «Встречу с прессой» или «Лицом к лицу с нацией», и по сей день ничто не радует меня больше, чем мыльная опера.

Поэтому я замечала новые способы установить с избирателями контакт – способы, которых не видели Барак и его советники из Западного крыла. Вместо того чтобы давать интервью крупным газетам или кабельным новостным телеканалам, я стала общаться с популярными мамочками-блогерами – с огромной женской аудиторией. Наблюдая за тем, как молодые сотрудники обращаются со смартфонами, и замечая, что Малия и Саша читают новости и общаются со школьными друзьями через соцсети, я поняла: там у меня тоже есть возможность высказаться. Я написала первый твит осенью 2011 года для продвижения «Объединенных сил», а затем наблюдала за его путешествием сквозь безграничный эфир, где люди теперь проводили так много времени.

Это было откровением. Все это – откровение. Я обнаружила, что, используя мягкую силу, я могу быть сильной.

Если репортеры с телекамерами хотели всюду следовать за мной, значит, я могла показать им интересные места. Например, они могли прийти посмотреть, как мы с Джилл Байден красим стену в неприметном доме в северо-западной части Вашингтона. В двух леди с малярными валиками вроде бы нет ничего интересного, но это просто приманка. Мы привели журналистов к порогу дома сержанта Джонни Агби, военного медика. Ему было двадцать пять, когда его вертолет атаковали в Афганистане, сломав Агби позвоночник и повредив мозг, что потребовало длительной реабилитации в «Уолтер Риде». Теперь первый этаж его дома полностью переоборудовали для перемещения на инвалидной коляске – расширили дверные проемы, опустили кухонную раковину – совместными усилиями некоммерческой организации «Восстановимся вместе» и компанией, которая владела Sears и Kmart[185]. Дом Агби – тысячный, который они перестроили для нуждающихся в помощи ветеранов. Камеры запечатлели все: солдата, его дом и атмосферу доброжелательности и энергичности. Репортеры взяли интервью не только у меня и Джилл, но и у сержанта Агби, и у тех, кто делал настоящую работу. По-моему, общественное внимание и должно фокусироваться именно на этом.

В день выборов – 6 ноября 2012 года – я осталась наедине со своими страхами. Мы с Бараком и девочками были в Чикаго, дома на Гринвуд-авеню, в ловушке мучительного ожидания, примет нас народ или отвергнет. Это голосование казалось тяжелее, чем любое другое, через которое мы прошли, – как всенародное обсуждение не только политической деятельности Барака и состояния страны, но и его характера и самого нашего присутствия в Белом доме. Наши дочери уже обрели там круг преданных друзей, нормальную жизнь, которую мне не хотелось снова переворачивать с ног на голову. Я столько вложила в это, отдала более четырех лет жизни нашей семьи, что невозможно было не принимать все на свой счет.

Кампания измотала нас даже сильнее, чем я ожидала. Я работала над своими инициативами и старалась не отставать от родительских обязанностей вроде школьных собраний и проверки домашних заданий, а также выступала на мероприятиях кампании в среднем в трех городах в день три дня в неделю. Темп Барака был еще более изнурительным. Опросы неизменно показывали лишь незначительное преимущество над Миттом Ромни. Что еще хуже, Барак взорвался в ходе их первых дебатов в октябре, спровоцировав одиннадцать часов непрерывных споров спонсоров кампании и советников. Усталость не сходила с лиц наших трудолюбивых сотрудников. Они не говорили этого прямо, но всех их, конечно, волновало, что Барак может быть вынужден покинуть пост в течение нескольких следующих месяцев.

Все это время Барак оставался спокойным, хотя я видела, что с ним сделало президентство. В последние недели он выглядел немного бледным и даже более худым, чем обычно, непрестанно жевал свою никоретту. Мне, его жене, было непросто наблюдать, как он пытался успеть все одновременно: унять тревоги, завершить кампанию и управлять Америкой. Последнее означало, помимо всего прочего, отвечать на террористический захват американских дипломатов в Бенгази, Ливия, и управлять восстановлением Восточного побережья после урагана «Сэнди», который разнес его на кусочки всего за неделю до выборов.

Когда избирательные участки на Восточном побережье начали закрываться, я поднялась на третий этаж нашего дома, где мы организовали своего рода парикмахерскую и косметический салон, чтобы привести себя в порядок перед публичной частью предстоящей ночи. Мередит приготовила одежду для нас с мамой и девочек. Джонни и Карл делали мне прическу и макияж. В соответствии с традицией Барак уже поиграл в баскетбол и теперь сидел в офисе, внося последние штрихи в речь.

У нас был телевизор на третьем этаже, но я намеренно его не включала. Все новости, хорошие или плохие, я хотела услышать непосредственно от Барака, Мелиссы или кого-то еще из близких. Болтовня ведущих новостей с интерактивными картами избирательных участков всегда действовала мне на нервы. Мне не нужны подробности. Я просто хотела знать, что чувствовать.

На Востоке было уже больше восьми вечера, а это означало появление первых результатов. Я взяла свой BlackBerry и отправила электронные письма Валери, Мелиссе и Тине Тчен, которая в 2011 году стала моей новой начальницей штаба, спросив, что они знают.

Подождала пятнадцать минут, потом тридцать, но никто так и не ответил. В комнате царила странная тишина. Мама на кухне внизу читала журнал. Мередит готовила девочек к вечеру. Джонни водил утюжком по моим волосам. Это я параноик или люди стараются не смотреть мне в глаза? Неужели они каким-то образом узнали то, чего не знала я?

Прошло еще немного времени, и у меня начала взрываться голова. Я теряла равновесие. Не осмеливалась включить новости, внезапно решив, что они будут ужасными. Я уже привыкла справляться с негативными мыслями, придерживаясь позитивного курса. Хранила свою уверенность в маленькой цитадели, высоко на холме собственного сердца. Но с каждой новой минутой, пока BlackBerry дремал у меня на коленях, я чувствовала, как стены крепости рушатся и ее захватывают сомнения. Может быть, мы недостаточно усердно работали. Может быть, мы не заслужили второго срока. Руки дрожали.

Я уже была готова упасть в обморок, когда Барак рысцой взбежал по лестнице, широко улыбаясь. Его тревоги уже давно остались позади.

– Мы надираем им задницы, – сказал он, удивившись, что я этого еще не знала. – В целом все закончилось.

Оказалось, внизу все это время царило радостное волнение, а телевизор в подвале постоянно сообщал хорошие новости. На моем BlackBerry пропала связь, поэтому никто не получил мои сообщения, а мне не дошли новости от друзей. Я позволила себе застрять в собственной голове. Никто не знал, что я волнуюсь, даже люди, которые в тот момент находились со мной в одной комнате.